Вахтовик – идеал мужа, работника и гражданина

На них держатся десятки тысяч российских семей, сотни предприятий и одна большая, но сырьевая экономика. Вахтовик – это идеал мужа, работника и гражданина. Его месяцами не бывает дома, но семейный бюджет регулярно пополняется. Он вкалывает на северах, как таджик в Москве, и знать не хочет, что такое КЗоТ и профсоюз. Он всегда найдет себе работу, даже если завтра война, и совсем отвык предъявлять какие-то требования к государству. Корреспондент «РР» сел в переполненный вахтовиками поезд «Нижневартовск – Самара», имея в сумке три очень крупные бутылки водки – на всякий случай. Но «всякого случая» не произошло: бутылки в целости и сохранности приехали обратно в редакцию.


Вахтовики больше не пьют

Это потрясение я испытал в первые же часы путешествия. Пока вся страна бьется над вечным русским вопросом «как бросить пить», на Севере, похоже, рецепт нашли. Ингредиент первый - сухой закон сроком на один месяц (столько длится вахта). За это время организм попросту отвыкает от алкоголя и перестает понимать, зачем вообще пить. К сухому закону надо добавить строгую милицию в поезде – одному вахтовику, пойманному с водкой, на моих глазах предложили альтернативу: заплатить штраф или вылить водку в унитаз. Он выбрал второе, хотя сами понимаете, какой это стресс для русского человека, даже если он татарин. Ну и, наконец, третья составляющая трезвости вахтовика – это отсутствие наличности: деньги теперь перечисляют на карточку. Вот и все. Три простых ингредиентов этого рецепта. Смешать, но не взбалтывать.

- Два кочегара у нас работали. Каждый день напивались. Задолбали уже, - травит трезвую байку вахтовик с 30-летним стажем Сергей Иванович Орлов. Таких баек у него за шесть пятилеток накопилось как раз на двое суток пути. Сейчас он работает мастером по сложным работам. «Сложные работы значит аварийные, - объясняет Сергей, - потому что где дело тонко, там оно и рвется». А вообще это человек, который еще помнит, что такое романтика Крайнего Севера: «Я всегда один на один со смертью. И с морозом. Вот это мне и нравится: адреналин! На Большой земле такого не найти и не понять».


А байка про кочегаров тем временем продолжается.

- Прихожу я к ним один раз - котельная холодная, а они сидят, брагу хлещут. Перед ними полная фляга, литров на сорок. Ну, то есть там уже меньше было, но не сильно. Я кочегарам и говорю: раз так любите пить, выпивайте всю флягу. До утра. Не выпьете - уволю на фиг. Выпьете - остаетесь. И закрыл их в этой котельной.

Иваныч держит эффектную паузу. Достаточную для того, чтобы мы наполнили кипятком стаканы с чайными «тампонами» и тарелки с «дошираком».

- Что дальше-то было? – не выдерживает кто-то после обжигающего глотка чая. Иваныч уже как будто забыл об этой истории. Но это он по-театральному изображает, как забыл про кочегаров.

- К утру я про них уже забыл совсем. Пока всякие дела, коллектор-уектор… В общем, пришел за ними только днем. И что ты думаешь – допили почти всю флягу!

Сергей Иванович любуется эффектом. Сомнению рассказ никто не подвергает. То ли в байках вахтовиков не принято сомневаться, то ли действительно все понимают, как не хочется вылетать с хорошей работы.


- У них уже только гуща оставалась на дне фляги, вот такой слой. Когда я зашел, они как раз через покрывало ее отжимали. Меня увидели и говорят: «Иваныч, извини, не успели все допить». А сами уже на ногах не стоят. Ну, делать нечего - слово держать надо. Оставил их. Они неделю ходить не могли - брага-то бродит в животе. Потом полтора месяца болели. Зато их жены спасибо сказали: мол, на всю жизнь закодировал. До сих пор не пьют.

Когда мой организм наотрез отказался от очередной дозы доширака с чаем, я пошел прогуляться по поезду. В соседнем купейном вагоне услышал такой диалог.

- Я сюда через плацкарт шел – опаздывал, пришлось не в свой вагон залезть, - жаловался соседу высокий парень в стильном свитере с патриотической надписью Russia. – Ну, там и духан!

- Что ты хочешь: вахтовики! Бухают всю дорогу! – отозвался тот.

Когда я вернулся в свой плацкартныуй вагон, я принюхался. Присмотрелся. Никакого духана. Никаких бухающих вахтовиков. Все-таки стереотип восприятия – страшная сила. Собеседники из купейного – молоды и хорошо одеты. Наверняка они работают какими-нибудь менеджерами – скорее всего, в корпорациях, благополучие которых обеспечивают эти самые вахтовики. Быстро закончив их обсуждение, соседи по купе перешли к обсуждению по-настоящему животрепещущих тем. Где лучше отдыхать: в Турции или в Египте?

Преуспевающая надстройка перемещается в купейных вагонах. Ее базис, вахтовики – в плацкартах. Наверное, это несправедливо. Но еще несправедливей считать, что вахтовики только и делают, что за двое суток пропивают всю зарплату.


Вахтовики не любят власть

Что же делают вахтовики, если не пьют? Они разговаривают. О том, что условия работы с каждым годом все хуже - меньше платят, а еще отменили бесплатный корпоративный самолет. С общих жалоб беседа как-то сама перекидывается на политику.

- А что тут думать? Все гребет под себя Москва. Всю нашу нефть и денежки! А Сибири оставляют чуть-чуть, чтоб не сдохли, - выдал краткий экономический анализ вахтовик Андрей. Так он ответил на мой вопрос, сидим ли мы по-прежнему на нефтяной игле и что он об этом думает. Вопрос привел его в такое бешенство, что больше Андрей ничего о себе рассказывать не пожелал. – Москвичей мы не любим, только не обижайся. Москва ничего не производит, а как она живет, мы видим по телевизору. А как живем мы – сам видишь.


Я видел. Плацкартный вагон изнутри покрылся инеем. Из тамбура сильно дуло. За окном мелькали населенные пункты с экзотическими названиями, звучащими как таинственное заклинание или стихи на неведомом языке – Ульт-Ягун, Пыть-Ях, Ай-Ягун. Куть-Ях, Сивыс-Ях. Сильно захотелось нарушить затянувшийся сухой закон – то ли чтобы согреться, то ли чтобы залить обострившееся чувство несправедливости. Вместо этого я подошел к угольной печке – погреться. Да-да, вагоны с нефтяниками топят по старинке – углем.

- Держат нас на голодном пайке, это точно, - подтвердил бурильщик из Ростова Виталий Самороков. - Я тут посчитал: в 1993 году, когда я только начинал работать на северах, нефть стоила 6 баксов. Так вот, в пересчете на доллары мы получали тогда больше, чем сейчас, когда нефть под сотку. Я, конечно, все понимаю: ребятам (вахтовик показывает пальцем куда-то в потолок вагона) острова надо покупать и футбольные клубы, вот и экономят на нас.

Но во всем Самороков видит свои плюсы. Он вообще относится к тем людям, которые никогда не унывают. Нефтяники говорят про таких: «Надо шутить, чтоб лицо не замерзло».


- Много нам платить нельзя. Если бы нам так же платили, как на Западе, мы бы год поработали, заработали бы денег и бросили. Нет, нас надо на коротком поводке держать. Вот нам и платят золотую середину - не сильно много, но и не сильно мало.

- В политике нам не разобраться, - вклинивается в разговор Наиль Гимальтдинов. Он похож на Джорджа Харрисона татарского происхождения. У него очки и интеллигентные усы, а еще он никогда не матерится и не пьет, вместо этого коротая дорогу с какой-то книжкой в мягком переплете. Наиль - один из вахтовиков-ветеранов: на вахту ездит уже 25 лет. - Наше дело работать и семью содержать. Политику мы все равно не поймем. Вот у нас в Татарстане Шаймиева убрали. А по мне так пусть бы сидел. Нам не жалко. У него уже все есть. А теперь другие придут - будут грабить.

В светлое будущее вахтовики не верили при коммунистах, не верят и сейчас. Сергею Ивановичу Орлову хочется обсудить слово «модернизация», которое он недавно услышал по радио.

- Вот о модернизации сейчас заговорили, а я сразу «ускорение и перестройку» вспомнил. Говорят все вроде правильно, но ничего ж не меняется. Как зависели мы от нефти, так и будем зависеть. Как ездила вахта на севера, так и будет ездить.

Из этой тирады Сергей Иваныч делает парадоксальный вывод.

- Так что лично за свое будущее я спокоен.


Вахтовики любят жен

- А хочешь, девочку тебе закажем? - пытается удержать меня за столом старый мастер дядя Валера. Я вообще-то уже хочу спать, но вахтовикам спать скучно.

Мысль о том, что «девочку» можно «заказать» здесь, в покрытом изнутри изморозью плацкартном вагоне, мчащемся где-то среди уральских просторов, на первый взгляд, шокирует. Но это правда. Подобно тому, как груженые нефтью танкеры преследуют сомалийские пираты, груженых деньгами вахтовиков пытаются развести на деньги свои «рыбки-прилипалы» - проститутки, менты, рэкетиры.

Таких прилипал я уже видел в вагоне-ресторане, единственном месте во всем поезде, где можно выпить легально. Пьющих вахтовиков со всего поезда на один вагон все-таки набирается с избытком. К ним моментально подсаживаются официантки, проводницы и прочие «верки-сердючки».

- Видишь, разводят вахтовика, - раскрывает мне глаза пьяненький сосед по столику. - Те бабу месяц не видели, а эти своими булками потрясут и заказывают шампусик и хавку подороже. Сами заказывают, сами приносят, сами едят, сами себе потом вахтовые денежки в карман кладут.

Приглядевшись, я действительно замечаю, что бабы только изображают из себя пьяных. Глазки бегают, губы развязно кричат: «Ой, Серега, а закажи еще водочки!» Ее товарка водку принесет самую дорогую, да и ту разбавленную - можно не сомневаться. В стриптиз-барах на Большой земле это называется «консумация».

Но вернемся в наш плацкарт, к разговору о девочке, которую можно заказать.

- Нет, ты не подумай, я жену люблю, - на мой молчаливый вопрос отвечает дядя Валера, я с проститутками вообще ни разу не спал.


- А как вообще на семейной жизни сказывается то, что тебя по месяцу дома нет?

- Да нормально сказывается. Жена с пониманием относится. Соскучишься по ней, потом с вахты вернешься – и как второй медовый месяц. Надоесть друг другу просто некогда, ну а если и поссоришься, то за месяц вахты все ссоры забудутся.

- Не скажи, - в разговор вступает Сергей Иванович. Он пытается развеять миф о женской верности. – Мы работаем в поселке Лонгепас и у нас по этому поводу даже пословица есть: «Лонгепас, Лонгепас! Жен е.ут, а мы – в запас!» Из-за вахты этой проклятой и брак мой первый расстроился – не выдержала она такого графика! Вторую я себе с севера взял. Брат мой ее за руку привел – ушла от мужа-алкоголика. Ну, я дал ей неделю на приглядку. Через неделю решили, что вместе будем, а потом и поженились. А вообще кому за вахту надо памятник ставить – так это женщинам. Тем, что на материке – за долготерпение. Тем, что рядом с нами – за мужество.

Сейчас Сергей Иванович, как и положено мужчине в возрасте, больше любит не жену и даже не детей, а внучку Яночку

- Когда я на вахте, она ждет, в календарике дни оставшиеся зачеркивает. А когда я дома, только я в садик ее отвожу - это закон. Ни с кем больше не пойдет, - и Сергей Иванович демонстрирует портрет Яны на дешевом телефоне, обожженном в очередной «чээске» - чрезвычайной ситуации.

- Конечно, в семье надо жить, кушать фрукты и овощи, а не полуфабрикаты северные, - грустно размышляет вслух Наиль Гимальтдинов. - Дочка родилась - я на Севере был. Приехал – она уже такая (Наиль показывает расстояние от пола). Уехал, снова приехал - а она уже такая. Все самые интересные моменты - когда она пошла, когда первое слово сказала - в стороне остались. Неправильно это. В семье я, конечно, нужнее, чем так мотаться. Но ничего уже не поделаешь, жизнь сложилась.


История грустного татарского «Джорджа Харрисона» довольно типична. На север попал случайно – работал в Татарии в одной нефтяной конторе. У той на Севере появился подряд. Так Джордж оказался в Лонгепасе, потом перешел еще в одну организацию... в общем, ездит уже 25 лет. Теперь уже не понятно, где у него дом – на севере или на юге, куда он ездит к своей семье, как на вахту.

- Все время казалось, что брошу. Думал, вот сейчас переведут на месяц (до этого были вахты по две недели, - прим. РР) - брошу. Перевели - не бросил. Потом думал - вот заберут самолет (вахтовиков возили из Уфы в Нижневартовск бесплатным самолетом, - прим. РР) - брошу. Забрали - не бросил. Сейчас уже нет смысла бросать – до пенсии осталось четыре года. Хотя есть и свои плюсы: месяц работаешь, месяц отдыхаешь. Выходишь на балкон, машешь рукой: идите, идите, работайте

- Моя жена мне тоже говорит: давай уже как все нормальные люди, работай поближе к дому, с 8 до 5. Ну, я поработал. Не смог, скучно! – подхватывает балагур Виталий Самороков из Ростова. – Есть у меня один приятель, водопроводчик. Я его дразню: «король говна и пара». Зарабатывает больше меня. Предлагал к ним пойти. Я пришел, посмотрел, как он унитаз обнимает, и ушел. Не, я лучше на севере. Есть у нас тут еще своя романтика.


Молодые вахтовики настроены более прагматично. Для них вахта – возможность заработать нормальные деньги. Многие из них хозяйственные, руки растут откуда надо, но в деревнях такие не востребованы – работать негде. Колхозы или развалены, или предлагают такие деньги, что всерьез говорить об этом невозможно. Вариантов не так много – в какой-нибудь соседний областной центр таксистом или на стройку.

Я смотрю на них и удивляюсь правильности этих людей. Они не заморачиваются высокими материями, но на простых человеческих понятиях - работа, любовь, дружба, ответственность - стоят твердо, как памятники. В больших городах людей с таким мышлением все меньше и меньше. Даже лиц таких в мегаполисах уже не встретишь. Разве что среди таксистов и строителей.

- А вообще, когда ты зашел в поезд, мы сразу поняли, что ты не вахтовик, - хитро улыбается мне обитатель соседней плацкарты, Владислав Исмуков. - Вахтовик заходит в вагон, как к себе домой: ни на кого не смотрит, бросает вещи, разувается, ложится. А ты зашел и нас всех рассматриваешь.

27-летний Владислав полюбил детей и решил создать семью, когда в Беслане стоял в оцеплении вокруг захваченной террористами школе. Он служил тогда в ВДВ. После армии решил поехать на север – слышал, что там можно хорошо заработать. Обычно вахтовики ищут место через знакомых или устраиваются по протекции. У Влада связей не было – он просто приехал в Нижневартовск, снял комнату и стал читать объявления в газетах. Сначала нашел работу охранника с зарплатой 9000. «Маловато, конечно, но я согласился на первое время и продолжал искать дальше». Потом Владислав попал в «Черногорнефтесервис» помбуром, а месяц назад его повысили до буровика.


Сейчас Исмуков считается перспективным специалистом – он уже два раза выигрывал внутрикорпоративные конкурсы и даже получил бесплатную путевку в Сочи. По нему сразу видно, что он серьезный и ответственный парень. Своей улыбкой, где родные зубы перемежаются с золотыми, улыбается крайне редко – скромный. В Башкирии у него жена и годовалый сын.

- Влад, каким ты видишь свое будущее?

- Для начала хочу закончить нефтяной университет в Альметьевске. Потом видно будет. Останусь, наверное, в нефтяной отрасли. Хотя пробиться у нас без связей сложно.

Связей у него особых нет - наоборот, это его отец уже просит сына взять с собой на север. Получается такая обратная трудовая династия, когда отец идет за сыном, а не наоборот.

- Конечно, если бы у нас работа была, я бы на север не поехал, но это все равно лучше, чем дома сидеть, жизнь пропивать, - говорит Владислав. – А у нас многие так и делают и хорошо себя чувствуют при этом. Есть у меня двоюродный брат, к примеру. Пьет, работать не хочет. Сколько раз я ему предлагал с собой поехать - ни в какую. Потом по-мужски поговорил: как тебе не стыдно, мать столько сил на тебя положила, а ты... Бесполезно.

- Да, у нас в деревне многие «на стакане» сидят. А то и на игле, - согласно кивает его сосед Андрей Петров. Он не из Башкирии, а из Самарской области, из села со смешным названием Старое Афонькино. Но картина везде одинаковая.


- Алкоголиков и наркоманов я жертвами не считаю, - продолжает Петров. - Это их сознательный выбор. Просто слабые люди всегда свою слабость как-нибудь красиво оправдают.

- А в Старом Афонькино вашем нет работы?

- А где работать? В колхозе за зарплату в 500 рублей? У нас все уезжают, кто куда может.

Андрей – сверстник Владислава, ему тоже 27 лет. Это улыбчивый долговязый парень, ничуть не похожий на деревенского жителя, а похожий на городского. Наверное, он вполне мог бы быть каким-нибудь бессемейным офисным менеджером. Наверное, так и есть где-нибудь в каком-нибудь параллельном измерении, в котором у каждого из нас другая биография.

А в этом измерении Андрей уже пять лет работает на стройках в городе Мегеоне – стропальщиком.

- У меня оба брата на Северах. Средний, Жека - водителем у геофизиков. Старший, Саня, тоже в Мегеоне, в службе безопасности в «Мегеоннефтегазе». Сначала тоже на вахту ездил, а теперь нашел себе местную и живет у нее.

- Ну, так и ты найди. Мы в Москве всегда так делаем, - советую я.

- Не могу, я уже женат. Дочка Валерия - полтора года. И еще в марте прибавления ждем

Будет ли Андрей в момент рождения дочки дома? Вряд ли.


В соседнем купе едут еще двое таких же правильных – братья Пруденко. Они показывают мне на мобильниках фотографии своих детей. У старшего, 30-летнего Максима, две дочки. У младшего, Дениса, ребенок пока один. Зато сын.

- Скучаем по дому, особенно по детям, конечно, - признается Максим. Он ездит на север уже восемь лет и уже устал. Но будет ездить, пока не достроит дом. Вахтовым методом.

- А я только собираюсь строиться, - добавляет младший, Денис. Его стаж поменьше, чем у брата – пять лет. Сейчас он работает оператором подземного ремонта скважин. – А пока у любимой тещи живу.

Правда, опыт других вахтовиков показывает, что после постройки дома может появиться еще какая-нибудь цель – что-нибудь вроде хорошей машины или образования детей. А значит – снова в плацкартный вагон.


Вахтовики строят дома и растят сыновей

Поезд «Нижневартовск-Самара» проезжает Уфу и через час останавливается на каком-то полустанке с названием Чишмы. Вообще-то это техническая станция - тамбуры не открывают, даже платформы нет. Но у братьев Пруденко алгоритм уже отработан: они просят проводников открыть дверь, и прыгают в сугробы со своими спортивными сумками.

Потом мы карабкаемся с ними наверх по откосу. Вокруг - стабильные минус 40. От станции до их деревни Шингак-куль еще 30 километров. День. Зима. Башкирия. Братья набирают телефон местной службы такси. Вахтовики, которые считаются тут самым богатым сословием (после чиновников), могут себе позволить прибыть домой с шиком.

Но перед домом - еще один ритуал. Братья Пруденко заезжают в местный магазинчик - закупиться. Покупают колбасу, ветчину и пять «сникерсов» - по числу жен и детей.

Продавщица-татарка их радостно узнает - постоянные клиенты и денежные.

- Что, ребята, вернулись? – приветствует она. - Вахтовики богатые, - это она уже мне. - Всегда лучшую колбасу берут, дорогую, из мяса. Правильно, а из сои пусть американцы едят - поэтому они все такие толстые.


Мы едем к старшему, Максиму. У него просторный новый дом, построенный на «северные» деньги. Правда, достроен еще не до конца - в центре комнаты кучей лежат будущие двери, а пока вместо них натянуты какие-то занавески. За одной занавеской старшая дочь, спортсменка Аделина, за другой – младшая, белокурый ангел Анастасия. Скоро надо будет платить за их высшее образование и все такое.

- Конечно, мне не нравится, что его подолгу нет, - говорит жена Максима, татарская красавица Альбина - Но что поделаешь? Деньги нужны.

Впрочем, альтернативный северам план у Макса все-таки есть. Но он все равно связан с миграцией - перебраться в Уфу.


- В столице (то есть в Уфе, - прим. РР) с работой получше, многие туда едут. Дом достроим, тогда его можно будет хорошо продать.

Появляется батя. Он гордится сыновьями, это хорошо заметно. Сам-то он с матерью работает на железной дороге – градообразующем предприятии для тысяч заброшенных уголков нашей страны, в том числе и для поселка Шингак-куль.

- Сыновья у меня молодцы, - произносит отец первый тост, да, здесь уже можно расслабиться. – Жаль, к себе их не могу пристроить – все места заняты. Ну, ничего, пусть ездят, пока молодые. Романтика!

Максим скептически усмехается и разглядывает свою татуировку на пальце в виде значка доллара – чтоб деньги в руках были. Пока вроде действует.